Вспоминая военные годы, я плачу
Я родилась в Москве, в 1936 году. В 1940 году у меня умерла мама. Когда в 1941 году началась война, откуда-то взялась Прасковья (в общем, отец привел женщину смотреть за нами), и она нас, когда немец к Москве подошел, увезла в Московскую область, в деревню. Там жили моей мачехи мать и тетя Маня. У тети Мани были двое детей, Зинка и Мишка. Нас трое, старшая сестра, я пяти лет и брат четырех лет.
К нам пришли немцы. Бегут наши старшие, Мишка с Валентиной, им по 12 лет было, говорят: «Бабушка, деревню немцы подожгли». Пока мы все крутились, подошел немец с факелом. Бабушка нас троих, самых маленьких, меня, Николая и Зину, поставила в доме и говорит: «Вот посмотри на них, поднимется у тебя рука?» Он ее берет за руку, выводит на улицу и показывает за речкой на холмы. А там немцы стоят, в бинокль смотрят. Он говорит: «Матка, если я сейчас не сделаю пых, то они мне сделают пук. У меня − он вынимает фотографию − дети есть. Надо окалина пых, гипера пук − и нас отправят домой». У нас над дверью был лаз на чердак, а там солома. Он поджег эту солому и ушел. А нас, маленьких детей, посадили на тулупе на снег возле дома. Укутали другим тулупом сверху, а дом горел. Я сижу, окошко сделала, чтобы посмотреть. Бежит бабушка, а у нее на голове горит костер.
У нее на голове платок вязаный был. Следом бежит тетя Маня, моя Прасковья, пытаются ее на снег положить, чтобы потушить. Как они тушили, я уже не видела.
Дом сгорел, сгорела вся деревня. Осталось два домика. Они остались потому, что мальчишки постарше и старики были подготовлены. Как только немец подожжет дом, они брали ведра с водой и тушили. Эти дома были в конце деревни. Все туда пришли, варили одну кашу на всех. Мы сидели на полу, маленькие детишки были плотно-плотно прижаты друг к другу. Это то, что я помню.
Лидия Николаевна Егорова, г. Волгоград
