Жизнь в доме свекров оказалась адом
Летящий навстречу злой снег колол глаза, больно сек лицо, морозный ветер отшвыривал Светлану назад, пригибая к земле и замораживая слезы на слипшихся ресницах. Белый покров позволял угадывать размытые очертания домов на совершенно пустынной ночной улице. Ни одной собаке не приходило в голову выглянуть в подворотню, не то чтобы рискнуть оставить цепочку своих следов на белом рыхлом насте, которые тут же были бы заметены.
Молодая женщина, не всегда осознавая, что делает, ползла по стылому и недоброму снегу на коленях, толкая перед собой санки с трехмесячным ребенком. Она закутала сына своим пальто, сама оставшись в жиденькой кофтенке. Ее изодранные в кровь колени пылали острым огнем и нестерпимо болели, силы закончились еще час назад. Уже несколько раз она теряла ясность сознания, но вспомнив о малыше, судорожно спохватывалась и упрямо ползла дальше.
Если бы она еще владела своим телом, то обязательно перекрестилась бы, когда сквозь вьюжную пелену рассмотрела родительское подворье. Хорошо, что калитка не была заперта. Подняться с колен страдалица так и не смогла, постучать в дверь − тоже. Тогда Светлана, собрав себя в кулак, вложив в голос все свое отчаяние, любовь к сыну, горькую, непрощаемую обиду на злых людей, закричала, как ей показалось, на весь мир: «Мама, мамочка!» Но вой ветра безжалостно и глумливо погасил ее призыв о помощи...
Однако Валентина Степановна все равно проснулась будто бы от толчка, встревоженное сердце заставило ее кинуться к окну и вглядеться в призрачную пелену бурана. Она скорее почувствовала, чем увидела, размытые тени на вздыбившемся снегу, разбудила мужа и послала его на улицу.
Илья Иванович сначала внес в дом санки с внуком, а затем совершенно обессиленную дочь. Заботливые и очень встревоженные родители напоили Светлану горячим чаем, отогрели, а внук продолжал безмятежно спать. Как ни хотелось старикам выяснить, что же произошло, они не стали расспрашивать задремавшую дочь − успокоится, сама все расскажет.
Наутро отец с матерью в негодовании сжимали кулаки, слушая рассказ дочери.
...После свадьбы, когда Светлана поселилась в доме родителей мужа, стали происходить странные вещи − уже на следующий день замужества огромный объем домашней работы стремительно обрушился на невестку. Все члены семьи перестали мыть посуду после еды, убирать за собою со стола, заправлять постели. Светлана готовила, стирала, гладила, мыла и скребла, полола и поливала огород, кормила кур, уток и поросят, бегала по магазинам. При всем при этом она еще ходила на работу, старалась выглядеть очаровашкой и занималась художественной самодеятельностью − пела в ансамбле.
Свекруха со свекром при каждом удобном случае, гордо выпятив нижние челюсти, с придыханием говорили о том, что они из старинного шляхетского рода, не чета простолюдинам. Раз они ее, считай, холопку, приняли в свою дворянскую семью, то она (простолюдинка) в знак благодарности за это немыслимое благодеяние обязана их обслуживать. Светлана мысленно усмехалась над такими чванливыми речами, сомневаясь в здравомыслии вновь обретенных родственников, но не желая ссориться с мужниными родителями, молча выполняла прихоти «ясновельможных господ». И все бы ничего, да папаша иногда ручонки свои шаловливые распускал: то погладит невестку, то шлепнет пониже спины, то сальным взглядом испачкает. Чтобы не спровоцировать скандал в «благородном семействе», девушка молча отстранялась от старого пакостника.
Беременность нисколько не сказалась на уровне загруженности Светланы домашней работой, почти до самых родов она вкалывала на семейку мужа до седьмого пота, недосыпая и, порой, недоедая. В доме царили папаша с мамашей, а их сынок оставался бесцветной декорацией, хотя тоже кичился своим шляхетским происхождением.
После рождения сына Светлана перенесла послеродовую горячку − и ей отказали ноги. Женщина едва могла передвигаться, практически на коленях ухаживала за ребенком, требовавшим материнского внимания. На кухне стала скапливаться немытая посуда, свекрови пришлось вспомнить о стирке, пару раз подмести и вымыть полы. Недовольные хозяева шипели, всем своим видом демонстрируя пренебрежение по отношению к невестке.
За два дня до страшного путешествия на коленях муж Светланы отбыл в командировку, и молодая женщина осталась одна. Вечером, придя с работы, свекор потребовал, чтобы Светлана подала главе семьи комнатные тапочки. Женщина замешкалась, так как все еще еле передвигала немевшие ноги, и тогда престарелый шляхтич схватил с пола тапки и швырнул их в лицо Светлане:
– Когда я тебя о чем-то прошу, ты должна немедленно исполнять мою волю. Чего ты ползаешь, как сонная муха, такая невестка нам не нужна, убирайся к себе домой, мы нашему сыну лучшую жену найдем!
Свекровь тоже промолвила что-то патетическое и указала острым пальцем беспомощной женщине на дверь.
Полчаса Светлана проплакала в своей спальне, прижимая к груди маленького Всеслава (мужнины родители настояли на этом имени для своего внука), а потом туда ввалился подвыпивший свекор и попытался снова приставать к молодой женщине. Получив отпор, ясновельможный пан ударил Свету по лицу и за волосы вытащил на улицу, свекруха с перекошенным от злобы лицом выбросила ей вслед нехитрые пожитки и передала завернутого в тонкое одеяло ребенка. Входная дверь резко захлопнулась, в замке повернулся ключ − и молодая женщина, так и не сумевшая подняться на ноги, вместе с беспомощным ребенком осталась на улице в двадцатиградусный мороз. Послеродовые осложнения, перенесенный стресс совсем сковали ее ноги, и тогда Светлана отправилась в родительский дом на коленях, предварительно устроив сына на детских санках.
Только через две недели горе-супруг появился в доме ее родителей и с порога начал кричать, что она сама виновата, надо было во всем слушаться, угождать старшим, ни в чем им не отказывать... Дескать, ей следовало извиниться, и тогда, может быть, его родители и он сам ее простят и примут обратно. Но чтобы в будущем она не вздумала «ясновельможным» ни в чем перечить, глаз от пола поднимать и голос подавать.
Молодая женщина сначала вытерла долетевшие до нее брызги мужниной слюны, а потом по-мужски, без замаха, врезала этому уроду в глаз. Видно, до такой степени был велик гнев оскорбленной женщины, что хлюпик свалился на пол и, забыв подняться, на коленях пополз прочь. Прочь из жизни своей очаровательной жены и замечательного сына.
Последующий развод лишь узаконил возникшую между ними пропасть, а через пару месяцев ее бывший муж стремительно женился на «богатенькой Буратино» (страшненькой и деревянненькой) и перебрался в США.
Пожившие люди знают, как стремительно пролетают годы – двадцать пять лет минуло с той страшной коленопреклоненной ночи...
Окончание в следующем номере