Мы пережили войну, а льготы – мелочи жизни
Здравствуйте, работники редакции «Хозяйство». Газету выписываю давно, читаю всю до последней странички и даже разгадываю кроссворды. Спасибо за ваш труд.
В №26 прочитал заметку курской женщины. Она пишет, что в Курской области закон о статусе «Дети войны» принят в 2019 году, а наши областные законодатели вообще этот закон отвергли, хотя их родители, наверное, захватили и годы войны, и послевоенные годы.
Я родился в 1936 году в хуторе Белавине, Горбатовский Усовет, Боковский район, Азово-Черноморский край (с 1937 года Ростовская область). Хутор наш был небольшой, до начала войны насчитывал 55 дворов, население 267 человек, детей с 1928 по 1945 г. р. было 102 человека. Хутор входил в состав колхоза им. М.В. Кривошлыкова, бригада №1, был расположен на правом берегу речки Кривая и по настоящее время является границей с Волгоградской областью.
На фронт ушли 38 мужчин и 7 молодых парней, вернулись 16 мужчин и 7 ребят. В хуторе остались 19 вдов с детьми и 51 ребенок не дождался отца. Без решения федеральных и региональных властей статус «безотцовщина» сопровождал каждого из нас до совершеннолетия.
Я хорошо помню, как в хутор входили немецкие войска, помню их обмундирование: СС – черные, простые войска – черное-зеленые, итальянцы – серо-мышастые, румыны – грязно-желтые. Были у нас австрийцы, финны, чехи, венгры.
ХОДИЛИ ПО СОСЕДЯМ
Семья наша состояла из четырех человек: мама, старший брат 10 лет, сестра 8 лет и я, 4,5 года. Ночью было страшно оставаться дома, и мы часто ночевали по две-три семьи в одном дворе у соседей. Был такой случай. Не знаю, по каким данным, но жители были предупреждены, что ночью планируется налет авиации, будут бомбить. Мама, взяв нас за руки, повела к соседям. Погреб был заполнен другими семьями и нам пришлось поздно вечером идти к другим соседям. Не дойдя метров 100, начался бой. Мы бежали, падали, снова бежали. Мне было очень страшно, и я шептал: «Господи, Господи! Спаси меня, Господи!», а сам смотрел в небо. Оно было расцвечено трассирующими пулями разных цветов. В эту ночь на территорию хутора было сброшено до десяти бомб. Разрушений не было, а страху натерпелись и стар, и млад.
Потом к нам стали поступать семьи эвакуированных с хуторов от Дона. У нас жили две семьи с х. Плешакова и х. Кривского. Теперь мы уже не ходили на ночь по соседям.
В начале зимы 1943 года, когда наши войска погнали фашистов из-под Сталинграда, нас тоже эвакуировали. На коровах и примитивной повозке мы переехали в х. Земцовский. Там жила старшая дочь бабушки, сестра нашей мамы. Хатка у нее была глиняная, но вместительная. В ней мы и размещались, восемь человек. Под одну крышу был пристроен коридорчик и сарайчик, в котором стояла корова. Однажды ночью пришли румыны и, угрожая оружием, забрали корову. Вторую корову, бабушкину, мы стали на ночь водить к соседям. В их доме жили немецкие офицеры, и мародеры этот двор обходили стороной.
В одно декабрьское утро мы с братом вели корову домой, и начался артобстрел. Мама встретила нас на полпути. Мы бегом завели корову в сарай, а сами побежали в погреб. Снаряды рвались все чаще. Один разорвался у нас во дворе, недалеко от хатки и погреба. Бабушка Аксинья в погреб не спускалась, она все время находилась в хате. Когда мы вылезли из погреба, бабушка стояла на коленях, молилась Богу и топила грубку. Рядом с ней лежал осколок от снаряда. Пробив глиняную стену, он упал рядом с бабушкой.
ДОЛГОЖДАННОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вскоре в хутор ворвались наши танки, а за ними пехота. Солдаты хватали нас, детей, на руки, обнимали, целовали, совали кто сухарь, кто кусочек сахара, потом снова хватали автоматы и бежали, преследуя убегавших немцев. Дня через три-четыре мы возвращались домой. Нас встретила собака, которая оставалась дома. От нашего сада до соседской усадьбы в три ряда зияли воронки от противотанковых мин. Между нашими усадьбами проходила дорога в сторону Боковской. Немцы заминировали этот участок и, к счастью, сами на нем и подорвались.
Вишневые деревья были как будто скошены и изуродованы, в доме со стороны сада не было ни глазков, ни рам, были пустыми оконные проемы. Так начиналась послеоккупационная жизнь.
Мы, «дети войны», испытали голод, холод и недетскую работу. Ели катушки с верб, сережки с тополей, рябочки и капури, лепешки из лебеды, крапивы и конского щавеля и жебрея. Носили брюки, а девочки – сарафаны и юбки из немецкой плащ-палатки, отцовские пиджаки и шапки и немецкие кованые ботинки на 6-7 размеров больше. В школе писали на газетах, чернила были из плодов крушины или отвара пакленки. После окончания учебного года помогали родителям в прополке, уборке снега и хлебов. По два человека на быках отвозили зерно от комбайнов (один не мог запрячь быков, ярмо не поднимешь). Ночевали на току в шалаше или в копнах соломы на поле.
В 1952 году я окончил семь классов и поступил в Боковскую среднюю школу. В школе познакомился с девушкой из статуса «безотцовщина», Тамарой. В октябре 1960 г. сыграли свадьбу, а в ноябре были приняты на работу на отделение совхоза «Боковский». Через два года были переведены на отделение в х. Белаш, где проработали до выхода на пенсию.
МЫ НЕ ЖАЛУЕМСЯ
«Ветеранов труда» мы не заработали, хоть и имеем большой стаж. Но ничего. Мы довольны жизнью. Пережили годы войны, послевоенные годы, а льготы – это мелочи жизни. Без них мы живем двадцать четвертый год на пенсию, и не пропали.
Жизнь прожита не зря. В октябре 2020 года у нас юбилей, 60 лет совместной жизни. Вырастили троих детей, имеем шесть внуков и шесть правнуков. По силе возможности всем помогаем. Также не забываем землю. Сажаем овощи, на зиму заготавливаем свои продукты. Несмотря на старческие болячки (а у нас их по букету), мы продолжаем трудиться. Еще в юности нам одна бабушка сказала: «Бог любит трудящихся, а не лодырей молящихся». Придерживаясь этого, мы и живем. Мне 84 года, бабушке 79 лет.
Желаем всем доброго здоровья, долгих лет жизни, а причиненное зло и обиды надо прощать.
И. Кочетов, х. Белавин
Подписывайтесь на наш дзен-канал
