Все для фронта, все для победы!
Самым опасным и жутким эпизодом военных лет для Дмитрия оказалась поездка к осажденному Ленинграду. Его в бригаде из сорока конюхов послали сопровождать собранный из близлежащих колхозов табун лошадей в 200 голов для блокированного города.
Конюхами в то время работали старики, инвалиды, калеки, вернувшиеся с фронта, а то и подростки. Старшим назначили демобилизованного из армии после увечья ветврача Крюкова. Он чем-то не угодил военкому, и тот отправил его, однорукого, больного, в дальнюю дорогу.
Ехали к Ленинграду пятнадцать дней. Иногда эшелон останавливали перед разбомбленными путями, и конюхи помогали их восстанавливать. А однажды под утро пронзительно завизжали тормоза, паровоз начал давать частые гудки, и состав задним ходом помчался назад. Оказалось, сброшенный фашистами воздушный десант хотел захватить эшелон. Спасли его зоркость и бдительность машиниста, успевшего вовремя разглядеть врагов.
БОМБЕЖКА НАПУГАЛА ЛОШАДЕЙ
В конечный пункт, на станцию Бабаево, прибыли утром. Только успели вывести лошадей, как налетели фашистские самолеты, и началась сильная бомбежка. Не приученные к взрывам бомб, лошади шарахались, неслись прочь, волоча за собой конюхов, которые сами едва не умирали от страха.
Когда прилетели наши «ястребки» и отогнали фашистских «юнкерсов», часть табуна была уничтожена или разбежалась по лесу. Крюков не стал их разыскивать, собрал вокруг себя оставшихся и повел на лед Ладожского озера, по которому проходила знаменитая «дорога жизни».
По ледовой дороге в обе стороны непрерывными потоками, под вражеским обстрелом и бомбежкой, двигались колонны автомашин и наших солдат. Не прошли и половину пути, как снова налетели «юнкерсы». С жутким воем они пикировали на дорогу. Бомбы пробивали нетолстый лед и рвались не так громко, как на суше, зато огромным столбом выбрасывали ледяные осколки, и они всесокрушающим ледопадом обрушивались вниз, калеча людей, лошадей, ломая автомашины. Лед колыхался и прогибался под ногами. В образовавшиеся проломы, ямы, трещины проваливались, сползали машины, падали люди. А спрятаться было некуда… Ужас стоял неописуемый. К тому же вдруг полил холодный дождь. Конюхи обледеневали, падали с лошадей, а они разбегались. Дмитрий растерялся, не зная, что делать.
– Лови лошадей! – заорал Крюков, стараясь перекричать грохот бомбежки. – Вяжи их поводами к хвосту моей лошади одну за другой, пока все не разбежались!
Вскоре набралась вереница из трех десятков коней. Снова налетели бомбардировщики. Близким разрывом последнюю лошадь сбросило в полынью. Она потянула за собой вторую. Обезумевшие лошади ржали, били о край льда копытами, пытаясь запрыгнуть на него.
ВЕЗЕНИЕ, ИЛИ ЧУДОМ ВЫЖИЛИ
Дмитрий кинулся на помощь, стал тянуть за повод, но подъехавший Крюков огрел его плетью:
– Режь повод! И сам упадешь, и всех лошадей загубишь!
У хорошего конюха нож всегда при себе. У Дмитрия он был сделан из обрезка косы, и он чиркнул им по туго натянутому ремню повода. Конь сразу сполз в воду, а Дмитрий упал навзничь на лед.
Крюков повел коней за собой, приказав конюху бежать следом. Дмитрий, держась за стремя седла Крюкова, бежал и боялся оглянуться туда, где среди ледяного крошева бились и жалобно ржали лошади, прося людей о помощи. Лицо его было залито слезами...
До берега довели чуть больше половины табуна, но там и этому были рады. Армейский старшина с бойцами приняли коней, вскочили на них и поскакали в сторону города.
– А как нам назад выбираться?! – спросил Крюков с опозданием.
– Выберетесь! Не до вас сейчас!
Часа два конюхи бродили вдоль берега, таская на плечах кипы пустых мешков из-под овса, которые требовалось вернуть в колхоз, и наткнулись на капитана-пехотинца, ожидавшего, когда починят поврежденную автомашину. Капитан, не веря своим глазам и ушам, выслушал их, а потом долго и со смаком материл, не переставая удивляться их везению.
– Как вы вообще живы?! Да вас давно должна была расстрелять охрана дороги без суда и следствия как возможных диверсантов! Бегите вон в ту палатку к коменданту переправы, и от него ни на шаг, поняли? Ох, деревня, деревня!.. Везет же людям...
Комендант проверил документы, приказал вестовому напоить колхозников горячим чаем и вскоре пристроил на попутные машины. Более того, он дал им сопровождающего до Бабаева. Там их посадили в железнодорожную «теплушку» и отправили в сторону дома.
ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ
Но попали домой земляки не скоро. Еще долгий месяц их возили, цепляли и перецепляли от состава к составу, так как без промедления поезда шли только к фронту, а в тыл – по мере возможности.
В пути от плохого питания у конюхов началась цинга, и опытный Крюков заставлял кипятить еловые ветки и пить густой противный отвар, чтобы не потерять зубы. Лишь к концу апреля грязные, обросшие, оголодавшие, добрались они до дома, где по ним не раз отплакали родные. Отмывшись и напарившись в бане, они снова впряглись в повседневную работу под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!»
Рассказ Дмитрия
Антоновича Станкевича,
жителя села Яренск
Архангельской области,
записал Вячеслав Чиркин.
Подписывайтесь на наш дзен-канал