Наследство по справедливости
Петр был уже немолод, ему недавно исполнилось 50 лет. Держался в обществе он умудренно, давая понять всем, что не в его возрасте следует вникать в какие-то споры. Ему следует быть ближе к земле и высшим силам, думать о душе. Правда, к земле он относился тоже отстранённо, поскольку совершенно ничего не понимал в выращивании чего бы то ни было, однако, предаваться мыслям, лежа под яблоней ему было приятно.
Недавно у Петра скончалась мать и теперь он размышлял о матери, вспоминал детство и грустил. «Всякая мать, – думал он, – перво-наперво должна озаботиться благополучием своих детей. Тогда почему же моя не позаботилась обо мне, отдав все Людке, старшей сестре?». В этом была непостижимая для него загадка и все мысли текли в ту сторону.
Похоронив мать, Людмила быстро продала родительский дом. Брата она и спрашивать не стала. Людмила была старше Петра на 12 лет и жила с матерью без малого 15 лет, с тех пор как скончался отец, и матери было трудно управляться с хозяйством и двором, посадками в одиночку. Мать старела, болела, хозяйство приходилось постепенно уменьшать. Петр в это не вдавался, он все равно ничего не смыслил в этом всем, дом и хозяйство – женская доля. Был он в этом глубоко убежден, то же он в свое время сказал и жене. Его же, Петра, дело – на работу ходить, что он и делал, работая на ТЭЦ сутки через трое. Жена не раз кривилась, однако с годами и говорить про помощь перестала.
Когда мать резко сдала, Людмила сначала приезжала на помощь из города, где жила с семьей и детьми. Мотаться было тяжело, и обе они – и мать, и Люда – просили о помощи Петра. Но разве справедливо было бы ему заниматься чужим домом да хозяйством? У Петра же всем хозяйством занималась жена, значит и Людмиле следовало так поступить. Раз, другой приезжала сестра, а потом сверкнула глазами и ответила:
– По справедливости, значит, хочешь?
– Ну а как иначе, Люд?
– Ну будет тебе справедливость.
Больше этот разговор не поднимался. Петр иногда навещал мать, привозил ей с города лекарства и газеты, журналы по вязанию, пряжу. Разговаривал с ней. Мать ни о чем его не просила, чем старше она становилась, тем меньше двигалась, и сын считал, что его сыновий долг – скрасить досуг матери.
После похорон, которые полностью организовала Людмила, Петр больше ни о чем не думал, пока не оказалось, что сестра выставила дом на продажу и вовсю проводит показы.
– Что это она удумала? Это же и мое наследство тоже? – Петр недоумевал, а жена открыто над ним смеялась.
– А ты что думал, она тебя ждать станет? Ты же в том доме палец о палец не ударил. К тебе же ходили, спрашивали, просили: давай по справедливости!
«В чем же справедливость, – думал Петр, – если мать все отдает одному ребенку, а другой остается обделенным?».
Сестра же ни церемониться с братом, ни голову морочить не стала.
– Когда ты помогать матери отказался, мне пришлось сюда сначала мотаться автобусом. Благо хоть дети уже школу закончили к этому времени. Тогда мать мне сама и предложила переехать и оформить все по справедливости. «Давай, – говорит, – участок размежуем на три части: с домом, с летней кухней и с хозпостройками. Тот, на котором дом, я тебе сразу по дарственной оформлю за помощь и уход. А два других вы с Петром потом разделите». Я не соглашалась, потому что мать не бросила бы ни в каких обстоятельствах. И переоформлять дом не спешила. Мать только через шесть лет, когда ноги стали отказывать, сама пригласила сначала кадастровых инженеров, а потом и нотариуса. Ты же к ней ходил и ни в чем помочь не хотел. Пряжу он ей возил! Мать же ослепла в последний год, а ты и не заметил, на что ей были твои журналы?
– Как это – ослепла? – округлил глаза Петр.
– А тебе мать велела ни слова не говорить. До последнего дня она надеялась, что в тебе что-то всколыхнется. А ты… Увалень!
– И что же мать?
– Переоформила участок, как и говорила. Дом подарила мне. Тот участок, где летняя кухня – жене твоей подарила с правом пожизненного проживания. Теперь, после смерти матери, Даша единственная владелица. И только та часть, где хозпостройки, стала нашим с тобой наследством. Вот так мать распорядилась.
– Да разве же это по справедливости? Почему же моя мать все Дашке, жене моей, отписала, а не мне?
– Да потому что Даша вместе со мной к ней ходила, как мать занемогла. Именно Даша управлялась с коровой и птицей, потом еще молоко и яйца продавала вместе со своими. Тебе говорить уже ничего не стали, от тебя толку – шиш да маленько. Мы с Дашей на вырученные деньги сначала двор облагородили, воду провели, теплицы поставили. На тот доход мы с матерью и жили. Теперь я в город вернусь, куплю на вырученные деньги за дом и наследственную часть земли квартирку под аренду. У Даши на ее участке теплицы круглый год плодоносят, сын ваш точку на рынке держит.
– А как же я? Разве это же справедливо, что обо мне мать никак не позаботилась?
– Справедливость, Пётр, именно в том, что как потопаешь, так и полопаешь. Насколько ты вложил заботы, настолько и выросло. И сказал бы ты спасибо Даше, что она тебя из-под яблони не выселяет. А то с таким отношением через лет пятнадцать тебе и сарая может не достаться.
Подписывайтесь на наш дзен-канал
Подписывайтесь на наш дзен-канал
