Мы часто делаем ошибки, которые исправить уже невозможно
Рассказ моей попутчицы запал мне в душу, и я решила прислать его в рубрику «Для души».
Однажды я возвращалась от сына домой. На автовокзале я взяла билет и села на лавочку в ожидании автобуса. Через некоторое время со словами: «Ой, как я располнела» ко мне на лавочку, тяжело опускаясь, села чистенькая, аккуратно одетая женщина. «Как похоронила мужа, так и начала набирать вес, − сказала она, − а когда ухаживала за ним, высохла совсем».
− Онкология? − поинтересовалась я. − Нет, − ответила она, − когда поженились, Васенька любил меня до безумия. Я его тоже очень любила. Десять лет длилось мое счастье. Я думала, ему не будет конца, но конец пришел. Василек мой работал трактористом и частенько начал приходить домой навеселе. Дома пошли ссоры, доходило до рукоприкладства. Бросить и уйти от него не могла. Я его любила и все надеялась, что он когда-нибудь поймет и бросит пить. Но этого не произошло, а только больше усугубилось. Он все чаще уходил в запой. В семье стала не жизнь, а сплошной кошмар, и так до самой старости. Начались у него проблемы со здоровьем.
В очередной раз, когда я собиралась в магазин, он попросил купить ему четвертинку водки. Я знала, если я куплю водку, значит, дома опять картина повторится. Это очередная ссора, и закончится она дракой. Домой я вернулась без водки.
− Принесла? − спросил Вася. − Перебьешься, − был мой ответ. Не успела я сделать шаг, как его костыль завис у меня над головой. Не помню, как я смогла отвести голову в сторону, иначе моя голова была бы разбита. В сердцах, не глядя на него, я прокричала: «Чтоб этот костыль тебе достался!» И тут Вася сделал шаг, чтобы поднять свой костыль, споткнулся и через него упал. Я подбежала помочь ему подняться. От сильной боли он не мог встать.
Когда мы его привезли в больницу, оказалось, что переломлена шейка бедра. Врачи сказали, что операцию делать нельзя, он не выдержит. У него еще были проблемы с легкими.
С этого дня Васенька мой начал угасать. Он просто таял на глазах. Я ухаживала за ним и все время просила прощения за свои слова, но он молча отворачивался и тихонько стонал, как беспомощный котенок. Только перед самой смертью он жестом руки попросил подойти к нему и тихо прошептал: «Прости».
Женщина заплакала. Я не знала, как ее утешить.
− За два километра от нас, − вытерев слезы, продолжала Катя (так звали эту женщину), – жила моя старенькая мать. Я редко была у нее, некогда было. Приеду с работы уставшая, а дома все меня ждут. Скотины целый двор, дети маленькие и Васенька мой иногда приходил, а чаще приползал домой пьяный.
Соседка позвонила, сообщив, что мама умерла. Мама лежала на своем стареньком диване, подложив свою высохшую руку под щеку. У Васеньки своего я хоть попросила прощенья, а вот у мамы нет. Не успела...
Женщина вновь заплакала. Я, как могла, старалась ее успокоить. Подошел автобус. Мы пошли на посадку, а я подумала: «Как много в своей жизни мы делаем ошибок, и мучительно больно осознавать, что исправить их уже невозможно...»
Дважды жить нам не дано Мы каждый день спешим куда-то, И каждый день дела, дела. Не видим мы сестру иль брата, Старушку-мать или отца. Мы выясняем отношенья, Забыв причастия давно. И хочется сказать: «Остановитесь, люди!
Два века жить нам не дано». А мы бранимся, делим, злимся И опускаемся на дно. И хочется кричать мне людям, Что жить нам дважды не дано. Остановить не можем время, Жизнь не идет − она бежит. И можем не успеть мы в этой жизни, Не досказать, не долюбить. Так будь умней, скажи три слова, Что ты хотел сказать давно. «Прости» успей сказать, кричу я снова, Ведь дважды жить нам не дано.
Мария Васильевна Шмарова, Воронежская область
