Колодец
На концертах в зале в полумраке
Я все чаще стала замечать,
Как отец мой потихоньку плакал...
Осторожно я спросила мать:
«Почему, зачем? Что это значит?»
«Он не хочет душу открывать.
Как детей увидит, так и плачет,
И не может слез своих сдержать.
Больно, горько, тягостно порою
Вспоминать тяжелые года.
Виновато в этом, я не скрою,
Слово злое, страшное – война».
«Расскажи, отец, – к нему пристала –
Где ты воевал? В каком краю?»
Долго он молчал, потом устало
Мне поведал быль и боль свою:
«Время нам отмерило уроки,
Не дает упорно забывать...
Украина, хуторок Сороки...
Враг, порушив все, стал отступать.
Мы его, конечно, гнали с матом,
Гитлера с Германией виня...
Покурить задумали солдаты,
У колодца сели, у плетня.
Кто-то вспомнил дальнюю сторонку,
Мать родную, милое дитя...
Вдруг раздался крик и плач ребенка –
Словно ток прошел через меня.
«Мама, помоги!» – молил ребенок.
Из глубин колодца бьется стон!
Кто же породил того подонка,
Тот, кто сделал это – кем рожден?!
Мы спускались молча по веревке,
Стиснув зубы, в этот ужас, вниз.
Привязав ребенка крепко, ловко
Поднимали вверх, на воздух, в жизнь.
Мы живых подняли только тридцать,
Остальных похоронили там,
У плетня... Я снова вижу лица,
Губы, что целуют руки нам...
Видимо, в Германию их гнали,
Слабых, обессиленных ребят.
И при отступленьи покидали
Всех в пустой колодец, как котят.
...И с тех самых пор меня повсюду
Детский плач преследует и стон...
Я до самой смерти помнить буду
Девочку в сорочке, босиком,
Как она прижалась, меня гладя,
Словно дочь родимая моя,
Прошептала тихо: «Милый дядя,
За тебя молиться буду я».
Было мне всего двадцать четыре,
Сам давно ли бегал босиком...
Но уже я прошагал полмира.
Как детишек вспомню – в горле ком.
...От колодца, от сожженной хаты
Тропами лесными их вели.
Раненому в ногу, мне в санбате
Врач сказал: «Всех в Харьков увезли».
...Много полегло там брата нашего...
И не всех уж помню я, поди...
Больше о войне меня не спрашивай,
Душу ты мою не береди».
Нина Тихонова
