Вопреки всему
Я врач. Онколог. Всякий раз, сталкиваясь с человеческой беспечностью, с отношением к себе и своему здоровью по принципу «авось пройдет» или «само рассосется», хочется махнуть рукой и отправить очередного пациента со страшным диагнозом на последней стадии домой: «Теперь-то уж точно само рассосется»... Люди, ну почему вы так свято верите в свою вечность и везение? За 15 лет практики мне приходилось видеть всякое: отчаяние, слезы, страх, надежду, безумство, покорность судьбе, желание жить. Но две истории запомнились мне навсегда.
Баба Глаша
Впервые я ее увидел восемь лет назад. Среди ночи нам по скорой привезли женщину 65 лет. Даже невооруженным глазом было видно, что не жилец: настолько сильно опухоль завладела ее организмом.
На вопрос, почему же ты, тетенька, в больницу-то раньше не обратилась, она чисто по-деревенски махнула рукой. Мол, корову некому доить, да куры без присмотра останутся, мужик без нее быстро сопьется и «завшивеет». После осмотра и анализов стало ясно – неоперабельна. Прогноз – максимум месяц.
Удивительным человеком оказалась эта баба Глаша. Пролежала она у нас недолго. Все домой стремилась, к мужику, корове и хозяйству. Но пока лежала в палате, успела всех заразить какой-то животной тягой к жизни. Как будто и не болела вовсе. Из ее палаты почти круглые сутки раздавались смешки и ее особенный «окающий» говорок. Потянулись за позитивом в ее палату и другие больные.
Что интересно, она ни разу не поинтересовалась ни своим диагнозом, ни прогнозом. Будто болезнь она приняла, как временное неудобство, но существовала с ней не вместе, а параллельно: рак сам по себе, она – сама по себе.
Выписки баба Глаша ждать не стала. Просто собрала свои пожитки и уехала. Я тогда подумал, что вот, очередной пациент уехал домой... умирать. Судьба распорядилась иначе....
Через ЧЕТЫРЕ года серым зимним утром поступила в отделение Глафира С. 69 лет. Диагноз тот же. Прогнозы – те же. Пациентка та же. Невероятно: та самая баба Глаша.
Та самая пациентка, которая уже четыре года должна была лежать в земле! И опять те самые разговоры: мужик, корова, хозяйство не на кого оставить...
На мой вопрос: как же ты жила все это время, чем лечилась? – баба Глаша бесхитростно ответила: да что там болячки, некогда мне болеть, не до них мне. Не думаю я про них, вот и все.
Последний раз баба Глаша поступила ко мне год назад. Вопреки всему она как-то умудрилась выжить.
Я вот думаю, что она из тех редчайших пациентов, ни душой, ни телом не принявших диагноз: не сдавшаяся, не закрывшаяся в себе, не посчитавшая себя обреченной.
Эта ее коронная фраза: «Рано мне умирать, у меня корова не доена» – стала каким-то стимулом, девизом, целью жизни.
Кстати, мои коллеги-врачи тоже говорят, что есть категория людей, живущих с онкологией многие годы, как будто параллельно: рядом, но не вместе. Отличаются эти люди огромным жизнелюбием и чувством юмора. Такое ощущение, что они смеются над смертью, и она боится к ним подходить...
Артем
Артем – это второй мой уникальный пациент. 48 лет. Онкология. Неоперабелен. Настолько запущенного случая давно не было в моей практике. При опросе оказалось, что пациент давно знал о своем состоянии. Но – работа (он был директором крупной компании) и очень молодая жена (22 года), которой хотелось показать весь мир и не хотелось ее расстраивать.
Поэтому все оттягивал лечение «на потом». Определили мы его в двухместную палату. Все лечение заключалось в облегчении страданий пациента. Денег на «лечение» он не жалел, и даже стало немного легче, но пациент шел к своему логическому концу.
С его супругой, молодой и ухоженной «гламуркой», я провел беседу. Сказал о диагнозе и исходе болезни. Она совершенно спокойно отреагировала на такое трагическое для семьи известие. Некоторая окамелелость от таких известий – нормальная реакция. Обычно только чуть позже приходит осознание и прорываются эмоции. Но тут все оказалось по-другому.
Почувствовав скорый уход, Артем привел все свои дела в порядок и через юриста оформил все свои «активы и пассивы» на жену. Подписав последние документы, он впал в кому, из которой выходил на час-два.
А любимая жена после подписания всех документов пропала. Конечно, она несколько раз звонила и интересовалась, не помер ли ее «любимый муж». Но в больницу она больше не пришла. Но и это не так страшно. Такие случаи происходят сплошь и рядом.
Когда Артем приходил в себя, просил санитарочек и сестер позвонить жене. Мы звонили, просили, хоть на 10 минут зайти. Все тщетно, она бросала трубку, не считая нужным говорить «с быдлом» (так она назвала санитарок). А он злился, думая что ее к нему не пускают. И вот наступил тот самый момент...
«Отходить» он начал в десять утра: остановка дыхания и сердца. Обычно в таких случаях реанимация не проводится. Я и анестезиолог его осмотрели и констатировали смерть. Сделали запись в истории болезни. Больного накрыли простыней и оставили в палате перед выносом в специальное помещение.
10:55. Прибежала сестра. Пациент открыл глаза, отбросил простыню и зовет жену. Я прибежал в палату. Артем в сознании, просит позвать жену. Звоню ей, требую, чтобы срочно приехала, рассказываю, что произошло. Сказала, что сейчас приедет.
11:25. Снова остановка сердца. Подключаем приборы, контролирующие показатели жизнедеятельности пациента. Все по нулям. Снова с заведующим отделения и анестезиологом констатируем смерть. В историю уже ничего не пишу, так как первую запись о смерти пришлось выдернуть.
12:05. Снова оживает. Умоляет позвать жену попрощаться. Снова звоню жене. Буквально кричу в трубку, умоляю приехать. Снова: сейчас приеду.
12:50. В очередной раз больной умирает. Консилиум. Жизненные показатели на нуле.
14:00. Приборы снова начинают подавать сигналы. Больной очнулся, зовет жену. Я звоню этой твари в юбке, матерюсь, обзываюсь в надежде, что она хотя бы приедет на меня жалобу за оскорбление написать. Просто бросила трубку...
Вся больница в шоке. Медсестры навзрыд плачут. Только одна старая санитарка тетя Валя сидит рядом с Артемом и гладит его по руке, приговаривая: потерпи, миленький, скоро она придет, ты только потерпи...
15.20. Снова умер...
16.40. Ожил… Умоляет позвать жену… Мы уже никуда не звоним. И так понятно – не придет.
17.20. Умер…
18.00. Очнулся… Никого не зовет, водит глазами по сторонам. Я и баба Валя сидим с ним рядом. Больше ни у кого нет сил на это смотреть. Она вспоминает, что был такой случай в войну, когда молодой солдатик сутки, так же оживая и умирая, звал свою маму.
19.20. Пациент снова умер. В этот раз произнес два слова: НЕ ПРИШЛА.
Больше не оживал. Девять часов агонии, возвращение «оттуда» только для того, чтобы попрощаться и увидеть последний раз любимую женщину.
Эта тварь пришла на следующий день, чтобы забрать золотую цепочку, обручальное кольцо и золотые часы мужа. Все это ей отдавала баба Валя. Наклонившись, она что-то прошептала ей. Женщина побледнела и быстро выбежала. О чем шепнула баба Валя ей, я узнал через полгода.
На общебольничной конференции гинекологи доложили о том, что к ним поступила тяжелая больная с кровотечением на фоне рака матки с метастазами. Я как-то пропустил все это мимо ушей. А после обеда ко мне подошла баба Валя и говорит: «Вот как я и говорила, что он заберет тебя с собой в нашей больнице, так и получилось...». Вначале я не понял, о ком это она. Баба Валя напомнила про жену того, кто умирал и воскресал целый день, а она не пришла. Она тогда шепнула этой девахе, что раз не попрощалась по-человечески с мужем, а он тебя очень сильно любил… значит, он тебя скоро заберет с собой, и умрешь ты в этой же больнице…
Я не пошел к этой больной, не посмотрел на нее, противно стало и гадко на душе, никому ничего про нее не сказал, так же, как и баба Валя.
Умерла она через сутки.
