Не поднимайте руку на святое
Эта история длится уже год. Возможно, тогда я поступила неразумно. Хотелось бы узнать мнение читателей газеты: правильно ли я сделала? Вот мой рассказ.
На дворе был студеный декабрь 2012 года. Солнце, поосеннему холодное, ярко светило на безоблачном небе. Я быстрым шагом шла по замерзшей земле, уже выбеленной и покрытой легким инеем. Руки начали быстро замерзать. Натянув на них перчатки, которые ни капельки не согрели, и укутавшись в длинный теплый шарф, я продолжала свой путь.
Внезапно из подъезда одного из домов кто-то выбежал и налетел на меня. От сильного толчка я пошатнулась и, даже не глядя на того, кто чуть не зашиб меня, крикнула:
– Осторожнее!
И только потом, подняв взгляд, увидела худенького мальчишечку лет пяти-шести. Он был в тонких носочках и потрепанных домашних тапках явно большого размера, в легоньком дырявом свитерке. Мальчик от кого-то убегал. Я смотрела в его перепуганные, зареванные синие глаза и ничего не могла сказать.
Вскоре вслед за мальчуганом из подъезда буквально вывалилась изрядно выпившая женщина в калошах на босу ногу, застегивая на ходу видавший виды замызганный халат.
– А ну быстро пшел домой! – невнятно проговорила она, дохнув на меня смачным перегаром, и, даже не приближаясь, попыталась замахнуться на мальчишку.
Несмотря на то что она была далеко, мальчик от ужаса зажмурил глаза и спрятался за мою спину.
Я не знала, что сказать и как себя повести. Кто я такая, чтобы лезть в чужую семью? Но материнский инстинкт взял свое. Бросив пару гневных фраз в сторону пьяной мамаши, я не сразу заметила, что перепуганный мальчишка убежал в противоположную сторону.
Не слушая ответные вопли пьяной женщины, я побежала за ним. Мать бросила напоследок что-то вроде: «Все равно вернется, оборванец несчастный!» – и удалилась.
Догнать малыша оказалось несложно. Я поймала его за руку, и, не придумав ничего лучше, просто спросила, куда он собирается бежать. Малыш ничего не ответил, он просто потирал зареванные глазенки грязным кулачком.
Тот, кто скажет, что я поступила неправильно, проявила ненужную жалость или что-то в этом роде, – пусть первым бросит в меня камень! Но я привела его домой, в свою семью.
Пока мы шли до моей квартиры, он изрядно замерз. Маленькие пальчики были совсем ледяными, и я завернула его в свое пальто, взяла на руки.
Дома мои дети все поняли без слов и помогли мне искупать, переодеть его в свои вещи, накормить. Боже мой, у меня просто слезы на глаза наворачивались, а в горле стоял комок, когда я смотрела, как он жадно ест. Какой же он был худой, бледный! Было видно, что в своей семье он никому не нужен. Позже я узнала, что живет он с мамой, отца никогда не видел, а мать пьет постоянно и избивает его. Да и большой синяк на предплечье говорил сам за себя. Мальчик не ходил ни в садик, ни в школу. Оказалось, что ему семь лет, но выглядел он младше изза немыслимой худобы.
Позже в голову пришел вопрос: а где же органы опеки, или как они сейчас называются, почему не лишат ее материнских прав?
Укутав малыша в одеяло и включив ему телевизор (что было абсолютно ненужным, потому что он сразу же заснул), я судорожно начала вспоминать известные телефоны разных органов.
Этот вопрос решился позже.
Сейчас у Костика (так зовут малыша) все более или менее хорошо, он в интернате. К маме он больше не ходил, да и мама о нем ни разу не вспомнила. А я таскаю ему всевозможные вкусняшки и, когда мне разрешают, на выходные забираю его домой. Он называет меня «Моя тетя!».
Мне так больно и грустно за этих бедных, почти никому не нужных детей!
МАРИНА